Калинковичский «Миколка-паровоз»

Кто из людей старшего поколения не зачитывался в детстве прекрасной повестью известного белорусского писателя Михася Лынькова «Миколка-паровоз»?

А когда в 1957 году на экраны вышел одноименный фильм, автор этих строк, тогда еще дошкольник, вместе со своими приятелями просмотрел его в калинковичском железнодорожном клубе, наверное, раз десять. Денег на билеты у нас, разумеется, не было, хором уговаривали контролершу на входе пропустить «в последний раз», а бывало, незаметно проскальзывали в кинозал под ногами у взрослых. Фильм был замечательный, увлекательный и понятный, ведь вся только еще начинающаяся жизнь Миколки, как и наша, была тесно связана с железной дорогой.

Отец киногероя работал помощником машиниста в депо, мать занималась хозяйством, дед был ветераном русско-турецкой войны. и жили они в старом грузовом вагоне, что стоял в тупике. Мы негодовали, когда жандармы тащили в кутузку маленького храбреца, собиравшегося рассказать всю правду проезжавшему через их станцию царю. И так же бурно радовались, когда он вместе с отцом устраивал побег арестованных большевиков, храбро воевал с немцами-оккупантами и даже сам вел паровоз! События фильма разворачивались на вымышленной железнодорожной станции Забельск, но мы-то знали, что на самом деле все это происходило у нас, в Калинковичах. Ведь все сходилось: рассказы старших о былой жизни при панах и царе, о приходивших сюда с войной, уже дважды с начала века, немцах, о беженстве, быте в землянках и старых вагонах.
Миколка – образ, конечно, собирательный, но очень правдивый. Век назад, в момент драматического перелома исторических эпох, таких смелых, рано повзрослевших в военном лихолетье и нужде пареньков можно было найти, наверное, на каждой белорусской железнодорожной станции. Этот рассказ – об одном из них: поэте, писателе и солдате, замечательном человеке Дмитрии Григорьевиче Сергиевиче (1912 – 2004). Впервые я услышал его имя более сорока лет назад, когда в военном училище по курсу советской литературы изучал книгу земляка «Маршевая рота». Годы спустя, вернувшись после флотской службы в Калинковичи, прочел его прекрасную автобиографическую повесть «Давние годы», охватывающую 1915 – 1924 годы.
Официальная биография этого человека отрывочна и полна противоречий. В разных источниках, включая энциклопедии, приведены разные даты и места его рождения. писали, что он погиб при побеге из сибирского лагеря, что пропал без вести на войне. Однако Дмитрий Сергиевич не погиб молодым, как считалось долгое время. Он прожил долгий век. Его жизнь состояла как бы из трех совершенно разных судеб: юный певец зарождающегося нового мира; бесправный, с номером вместо имени, заключенный сталинского ГУЛАГа; отважный солдат-фронтовик, затем офицер, известный военный журналист и писатель. С литературным Миколкой его роднит многое: детство пришлось на годы революции и Гражданской войны, рос в семье железнодорожника, и деда тоже имел боевого.

…Митя появился на свет 8 августа 1912 года в маленькой деревне Сухая, что на Кобринщине. О своем детстве уже на исходе жизни он поведал в названной выше автобиографической повести. «…Стоял душный август 1915 года. Шел второй год войны. Немцы вышли на правый берег Буга. Началось Великое отступление. Фронт медленно двигался к востоку. Многие сотни тысяч беженцев из сел и городов Западной Беларуси грузились в эшелоны или своим ходом двигались вглубь страны. Начиналось время беженства. Началось оно и для нашей семьи… Над станцией кружил немецкий самолет. У погрузочной платформы стоял всего один эшелон, поданный для эвакуированных. Летчик бросил бомбу. Она разорвалась на железнодорожном полотне. Люди разбежались в разные стороны, подальше от путей, от вагонов, от платформы. Мать, подхватив меня на руки, укрылась в какой-то выемке. Отец оставался у платформы, сойдя с нее под укрытие опустевшего вагона. Тут же стояла бабушка, которая вместе с отцом умоляла деда сойти хотя бы сюда, под защиту колесных осей вагона. Но он словно не слышал их. Он один стоял на опустевшей платформе и огромным своим кулаком грозил немецкому летчику, посылая в небо отборные проклятия. Тот день из раннего детства запомнился мне на всю жизнь».
С эшелоном беженцев семья Сергиевичей, миновав тогда Калинковичи, добралась до станции Мелекесс за Волгой, а весной 1919 года двинулась обратно. Эшелон дошел до узловой станции Калинковичи и тут был задержан военными властями. в Западной Беларуси еще шли бои с белополяками. Какое-то время, пока по примеру своих русских и немецких товарищей польский пролетариат не совершит революцию (в чем никто не сомневался), нужно было подождать… Так уж сложилось, что эта вынужденная затянувшаяся остановка подарила Сергиевичам новую родину, а Калинковичам – талантливого поэта, взявшего литературный псевдоним Змитро Виталин. «…На узловой станции Калинковичи эшелон остановился. Часть беженцев стала выгружаться. Среди них в числе первых был Мефодий Павлович Кунько.
– Ну что, Гриша, чего задумался? – подошел он к нашему вагону. – Что, разве тут не такое же небо, как над нашим селом? А люди… разве же не такие, как и мы? Считай, что мы уже на Родине, и Родина эта – наша, советская. Все – только в наших руках.
Сундук выкатился из-под нар. Подойдя к вагону, дед подставил свои могучие плечи и осторожно снял и поставил его на землю. Мы остались в Советской Беларуси.
Там, где теперь в Калинковичах мясокомбинат, в ту пору, более пятидесяти лет назад, к самой железной дороге подступал сосновый лес вперемешку с молодыми березниками и осинниками. Между двумя болотцами, на песчаных холмиках, среди тонкоствольных сосенок, за годы военного лихолетья вырос земляночный поселок «Сахалин». Название это прочно пристало к нему, очевидно потому что был он на более значительном удалении от станции, чем другие поселки – «Труд», «Западольская», хутор Луток. Здесь селились выходцы из Западной Беларуси, бежавшие в свое время от немецкого нашествия, и те же беженцы, которые, подобно нашей семье, возвращаясь в родные места, не пожелали ехать под панское владычество.
Поскольку другого жилья не предвиделось, наша семья заняла в том поселке одну из пустовавших землянок.

Отец стал работать на железной дороге. Мать, обремененная мною и сестрою, обживала землянку, приводила ее в нормальный вид, возилась с нами. Русская печь в землянке топилась днем и вечером – благо, дрова были под боком, недобрая сырость была выведена, и, в конце концов, мы располагали довольно сносным жильем в предвидении наступавшей зимы. Я помню свой уголок за печью – в нем было тепло и уютно.
Нашелся у меня хороший товарищ – Жорка Субач, сын таких же беженцев, как и мы, из Лунинца. Отец его работал стрелочником, и жила их семья в единственном в нашем земляном поселке настоящем доме, правда, построенном тоже наспех из самых разных материалов – бревен, шпал, досок, а на крыше была и фанера, и жесть, и даже клеенка».
Весной 1920 года Калинковичи были взяты польскими войсками, но уже летом оккупантов прогнали. В конце осени станцию и местечко на неделю захватили воевавшие с советской властью отряды генерала С. Булак-Балаховича.
«…Поезда в ту пору ходили чрезвычайно редко. Если пройдет в сутки два-три поезда – это было уже хорошо. И мы с нетерпением ждали тех составов – они как бы говорили нам, что кроме нашей станции, затерянной в глуши Полесья, есть многие другие станции и города, есть большой и огромный мир, и жизнь в нем кипит и бурлит. Я выходил вместе с отцом к поездам. Он держал в руках зеленый флажок, и этот флажок был как привет и пожелание счастливого пути. Зажмурясь, я слушал скороговорку колес:

Вот это да,
Мы – поезда!
Бежим туда,
Бежим сюда!

Так пели свою песню товарные составы. Пассажирских поездов в ту пору было немного, через нашу станцию проходили всего два. Первый – от Гомеля до границы (до станции Житковичи) и второй – петроградско-одесский. Особенно хорош был этот второй поезд. Пассажирские вагоны в нем были длинные, большие, и разговор колес у них был не такой торопливый, как у товарных составов:

Дальний путь, дальний путь –
Надо бы от-дох-нуть,
На-до бы хоть чуть-чуть –
Дальний путь, дальний путь…».

С началом Великой Отечественной войны Дмитрий Григорьевич, работавший корреспондентом в мозырской газете «Бальшавiк Палесся», ушел на фронт. Отличился в боях, стал военным журналистом, кадровым офицером. После демобилизации в конце 50-х годов из армии жил в Одессе, часто навещал в Калинковичах мать, брата и сестер. Известно, что душа писателя – в его произведениях. Одни созданы по «социальному заказу», на потребу дня, другие, отражающие глубинную суть жизни, будут всегда близки и любимы читателям. В творческом наследии Дмитрия Сергиевича (это четырнадцать книг прозы и более трехсот стихотворений) были те и другие, но последних – значительно больше. Этот удивительный человек в повседневной жизни умел видеть и ценить прекрасное, был горячим патриотом и певцом Отчизны. А еще – обладал несокрушимой силой духа, никогда не сдавался, не опускал рук. Его военную прозу и звонкие, будящие мысль стихи всегда будут читать и помнить на Беларуси.

Владимир ЛЯКИН

Веточка-колейка

От Ельска и до Лельчиц,
Как ветка от ствола,
Змеясь, узкоколейка
Сквозь чащи пролегла.

По взгорьям, по болотцам –
Пронзителен гудок! –
На всех порах несется
Смешной паровичок.

Он, как большой, и пышет,
И дышит горячо.
Но вдруг – все тише, тише,
Хоть подставляй плечо.

Вот так бывает с грузом,
Когда возьмет с лихвой.
А по откосам – грузди,
Малинник молодой.

И машинист бедовый
Затормозит и вот
К случившемуся дому
Вразвалочку идет.

Навстречу молодайка
Выходит из дверей.
– Хорошая, подай-ка
Попить чего скорей!

Она ему с поклоном
Выносит молока.
Он пьет и по вагонам
Косит свой взгляд слегка –

Мол, какова картина?
Картина – первый сорт!
И вот он – на машине,
Машина – словно черт!

Казалось, жарким паром
Она вся изойдет.
Опять несется с жаром
Наш поездок вперед.

Смеются старожилы:
– Уже немало дней
Он видится так с милой,
Красавицей своей!..

А поездок – что надо!
Везет под свист и звон,
Картофель – Ленинграду,
И лес – на тихий Дон.

Колеечка-колейка
Несет, как крови ток,
Дары земли полесской
На север и восток.

(Стихотворение Д. Г. Сергиевича
опубликовано в 1940 году в областной
газете «Бальшавiк Палесся»)